Во-первых, подчеркну, что выступаю здесь не как государственный чиновник регионального уровня, а как вице-президент Российской ассоциации международного сотрудничества, что дает мне возможность излагать собственную, а не официальную точку зрения.
Поправки к конституции РФ, недавно принятые в ходе всенародного голосования, прежде всего те из них, которые касаются защиты территориальной целостности России, отражают запрос нашего общества на незыблемость нашей страны в ее нынешних границах. Что же касается исторической России, под которой мы понимаем жизненно важное постсоветское пространство, на котором осталась значительная часть (около 25 млн.) русского народа, то здесь наблюдается подвижность и неопределенность, вызванная спонтанностью, преступной политической халатностью, юридической необоснованностью и авантюризмом разделения исторической России на части в 1991 году.
В отношении пространства вне сегодняшней России, особенно тех территорий, где проживает большинство русского населения, являющегося коренным народом данных регионов, конкретные базисные принципы и целеполагание остаются неразработанными. Итогом этого является неприемлемое положение, при котором странами проживания русского и русскоязычного населения не приняты обязательства по полному соблюдению международно признанных прав нацменьшинств в отношении статуса русского языка, гарантированного участия в местных и центральных органах власти и управления территориями, образования, культуры, традиций, в т.ч. религиозных, средств массовой информации, социально-экономических прав в Латвии, Эстонии и т.д. Это стало причиной ползучей ассимиляции, притеснений, угрозы силовых операций, вплоть до этнической чистки в отдельных регионах постсоветского пространства. Нерешенным остается и вопрос о применении к нашим соотечественникам принципа права народа на самоопределение в случае несоблюдения его базисных прав. Сложившиеся международные подходы к этому вопросу, касающиеся приоритета применения принципа уважения территориальной целостности государств или права нации на самоопределение при нарушении базисных прав национального меньшинства, не определены, хотя в сложившейся международной практике при массовом нарушении прав народов, особенно если они живут в автономном или территориальном образовании и составляют там большинство, отдается принципу права народа на самоопределение. Что касается принципа уважения территориальной целостности государств, то он относится не к внутренним, а к внешним факторам, прежде всего военного воздействия.
Наиболее яркий пример реализации права народа на самоопределение – Крымская весна 2014 года. Ключевым фактором, обеспечившим бескровный характер реализации этого права, стало незамедлительное признание объявленной Крымом независимости со стороны России. Этот пример должен быть, учитывая наши национальные интересы, максимально быстро легализован на уровне международных организаций. При этом надо исходить из того, что на территории «исторической России» вокруг наших границ сложилось неприемлемое положение. Возьмем, например, юго-западную часть постсоветского пространства. Здесь существуют 5 признанных государств (Молдавия, Украина, Грузия, Армения, Азербайджан) и 6 непризнанных или частично признанных стран и образований (Приднестровье, ДНР, ЛНР, Абхазия, Южная Осетия, Карабах). При этом долгие годы непризнанными остаются те части нашего исторического пространства, которые являются не просто друзьями России, но и фрагментами насильно отделенного от нашей страны Русского мира, а во многих случаях – частями русского народа. По существу, они остаются очагами потенциальных пожаров вокруг территории современной Российской Федерации.
К чему ведет эта ситуация? Во-первых, происходит дискредитация российской власти в 25-миллионной среде наших соотечественников, отрезанных не по своей воле от собственной страны, что вызывает недовольство у тех, кто выступает за воссоединение со своей исторической родиной. А они – одна из главных опор влияния нашей страны на постсоветском пространстве. Во-вторых, данная ситуация с непризнанными образованиями все более активно используется нашими противниками как дестабилизирующий фактор в борьбе против России как ядра нашей многонациональной цивилизации, называемой Русским миром. В-третьих, сложившееся положение, как видно по вспыхнувшему в последние дни карабахскому конфликту, активно эксплуатируется внешними игроками, считающими, что пассивность России позволит им безнаказанно вмешиваться в ситуацию, складывающуюся на исторической территории нашей страны. По существу, мы сами приглашаем их к вовлечению иностранцев в разных форматах (5+2 в Приднестровье, 3+2 в Карабахе, согласие на приглашение миротворцев ООН в Донбасс). Не расписываемся ли мы этим в собственной несостоятельности?
Заметная деградация положения соотечественников в течение десятилетий, последовавших за разделением СССР, не вызвала наших жестких ответных действий, которые придали бы положению соотечественников стабильность и определенность в соответствии с изложенными выше принципами. Россия не может и не должна «стесняться» крымской модели реализации права народа на самоопределение.
Складывающаяся в целом и обостряющаяся международная ситуация во многом определена для России сложившейся на постсоветском пространстве нестабильностью. Ситуация в мире, охарактеризованная З. Бжезинским как «великая шахматная доска» с многочисленными замысловатыми ходами по зачистке Русского мира, сегодня предельно упростилась. Она превратилась в шашечную игру «в Чапаева», когда одного за одним пытаются выбить с доски наших ближайших союзников, причем бой идет уже не только на поле Восточной Европы и стран СНГ, но и на территории наших союзов ОДКБ и ЕАЭС (Белоруссия, Армения). Сегодня нам абсолютно ясно, кто является нашими противниками, и какие у них замыслы. Их цели чётко определены в принятых ими многочисленных документах, доктринах, решениях и действиях.
В полной мере работает постулат А. Тойнби о «вызове и ответе», исходящий из того, что при отсутствии от одной из сторон более мощного ответа, чем вызов, другая сторона применяет еще более сильные вызовы. А отсутствие ответов расценивается как слабость соперника. Например, каков наш ответ на закон (!) США «О противодействии противникам США посредством санкций», в котором Россия определена как противник? Можем ли мы с адекватной силой ответить американцам в экономической сфере, представляя около 2% мировой экономики? Безусловно нет. В чем мы сильны? Прежде всего в военно-политической области. Поэтому, исходя в т.ч. из нашей политической логики ассиметричных ответных мер, мы должны использовать наши сильные стороны и в ответ на подрывные экономические действия применять такие инструменты, как признание ориентированных на Россию непризнанных государств и заключение с ними соглашений о безопасности и сотрудничестве, заблаговременно объявляя об этих мерах, дабы соперники знали, что их ждёт. Как показал пример Абхазии и Южной Осетии, эта тактика в сложившихся условиях работает в полной мере и не приводит к новым санкциям, поскольку ответ мощнее вызова, и он вполне укладывается в рамки международного права. Никто не может запретить нам признавать те или иные новые государства.
Международная обстановка вокруг России радикально и быстро меняется. Инерционность в ней равна проигрышу. Зададимся вопросом, куда мы на основе минских соглашений пытаемся сегодня, в радикально изменившейся ситуации, загнать Донбасс, когда Украина закрепила в своей конституции курс на вступление в НАТО, объявив Россию противником, и приняла законы по существу запрещающие русский язык. Республики Донбасса четко говорят, что не хотят оказываться во враждебном России стане НАТО, не намерены отказываться от своего русского языка и терять идентичность.
Анализируя причины нашей пассивности в целеполагании и принятии новых решений, отвечающих происходящим событиям, многие эксперты приходят к выводу, что значительная часть российской элиты, ориентированной на крупный транснациональный бизнес, ставит во главу угла не национальные интересы, а собственные экономические расчеты – в какую сумму им обойдется интеграция, например, с Белоруссией, не внесут ли США и ЕС лично их в санкционный список, если их компании начнут работать в Крыму, и пр. Но вот вопросом о том, во что обойдется размещение ядерных ракет под Смоленском, никто из них не задается, потому что они могут сидеть где-нибудь на Багамах и оставаться владельцами своих богатств, независимо от того, что будет со страной. Ведь частная собственность при любом поведении ее владельца остается «священной коровой». Все это приводит к тому, что деградация отношений России с Западом приняла обвальный характер.
Сегодня из-за «ковида» мы все стали «медиками» и говорим на медицинском языке. На нем я бы назвал дипломатию – терапией или медикаментозным лечением. А военно-политические меры – хирургией. Если болезнь не лечить – либо не спасешь пациента, либо потребуются сложнейшие операции с большими рисками и «кровопотерей» в виде чисто военных мер. И черная тень войны уже выдвигается на первый план. В этих условиях говорить уже приходится не об интеграции, а об угрозе дезинтеграции постсоветского, а затем российского пространства.
Много говорят сегодня о выборах в США. В чем для нас разница между республиканцами и демократами? Моя оценка: цель у обеих партий одна – сохранение глобального господства США. Но идти предполагается разными путями. Общее между ними в том, что – наиболее сильным конкурентом и соперником США, особенно в экономической сфере, признан Китай. При этом Республиканцы за то, чтобы сразу разбираться с ним, пока он не стал непобедимым. Демократы же считают, что сначала необходимо завоевать сухопутный плацдарм (Дальний Восток, Сибирь) и обеспечить подпитку ресурсами поставленных в вассальную зависимость частей России, которую они намерены развалить. Так что в концепции демократов мы – первые «под раздачу».
Как нам в этих условиях защитить свой мир, свою восточно-христианскую цивилизацию? В чём наше целеполагание? Какими мы должны быть, чтобы выстоять? Можно вывести общее правило: чем дальше наши союзники (части исторической России) отходят от интеграции, тем слабее становятся. Они начинают это понимать. Белорусы, надеюсь, уже поняли. Скоро поймут и армяне. Но готовы ли мы идти на быструю и активную интеграцию с ними? Можем ли в силу внутренних и внешних причин быстро реализовать эти цели?
К внутренним причинам я бы отнес отсутствие контроля государства за стратегическими отраслями экономики, что, как показал пример Русала, может легко привести к их отъему нашими соперниками. При этом важно понимать, что в складывающихся условиях, которые я охарактеризовал бы как предвоенные, мы вынуждены будем вводить элементы мобилизационной экономики со всеми вытекающими из этого временными негативными последствиями для демократических процедур и так называемого «свободного рынка». Полагаю, что мы близки к решающей схватке, при которой нарастают угрозы военного столкновения. Поэтому впору говорить о том, к какой войне мы готовы, и к какой войне нас пытаются подвести наши противники. Безусловно, что их приоритет – не создать для себя военную угрозу с таким сильным в военном плане противником, как Россия, а довести дело до ее удушения и самостоятельного распада по модели СССР, втягивая нас в экономически неподъемную гонку вооружений и поджигая вокруг России многочисленные локальные конфликты. Что касается нас, то, как мне представляется, чтобы предотвратить большую войну, следует адаптировать нашу военную доктрину к этим множественным угрозам таким образом, чтобы не дожидаться ситуации, «когда под угрозу поставлено само существование государства, как это сегодня прописано в доктрине».
Идеологам Запада уже ясно, что доктрина мгновенного глобального нейтрализующего удара (PGNS), с учетом наших новых образцов вооружений, уже не сработает. Нынешние доктринальные разработки США и их союзников по неядерной или «малоядерной поэтапной войны» для России, имеющей несравнимо меньший военный потенциал, чем коллективный Запад, нас не устраивают, поскольку ориентированы на наше поражение. Зададимся вопросом, как в нынешних условиях будет работать принцип применения Россией ядерного вооружения «в случае, когда под угрозу поставлено само существование государства»? Является ли такой крайней угрозой для существования страны отторжение, например, Калининградской области, со всех сторон окруженной НАТО? Никто из экспертов пока ответить на этот вопрос с полной ясностью не может.
Единственным примером эффективного противодействия попыткам уничтожения России за последние три десятилетия является интеграционный пример Крыма, который позволяет твердо отвечать на вызовы и решать вопросы нестабильности и подвижности на территории исторической России. «Наш и точка» – это и есть гарантия незыблемости. Только так можно будет остановить превращение постсоветских республик, при активном участии Запада, в страны нетрадиционной цивилизационной ориентации, которые теряют свою идентичность и, как и такие же люди, обречены на вымирание.